Мама на выданье - Страница 14

— Да, капитан,— покорно произнес я,— в чем дело?

— Мне подумалось, что кроме банкета нашим дамам следовало бы преподнести что-нибудь на память о пересечении экватора. Что вы как писатель могли бы сказать вот об этом?

С этими словами он положил на белую скатерть один из тех листов бумаги, которые изучал в баре, что-то вроде старинного пергамента, на каких в средние века писали всякие указы. На каждом листе изумительным каллиграфическим почерком были выведены название судна, пункт назначения, дата пересечения заветной линии и, наконец, фамилия и имя пассажирки, украшенные декоративными завитушками. Настоящее произведение искусства...

— Капитан,— сказал я с восхищением.— Это великолепно. Дамы будут в восторге. Назовите мне имя таланта из вашей команды, который писал эти грамоты!

Капитан снова зарделся.

— Я сам их писал,— скромно молвил он.— В свободное время увлекаюсь каллиграфией.

— Поверьте, эти грамоты просто бесподобны, дамы будут потрясены.

— Я рад. Мне так хотелось, чтобы это мое последнее плавание прошло благополучно.

— Последнее плавание?

— Да, когда мы завершим его, я уйду в отставку.

— Но вы еще так молодо выглядите,— возразил я.

— Благодарю.— Он учтиво наклонил голову.— Но я уже в пенсионном возрасте. С шестнадцати лет плаваю, тем не менее, как ни люблю я море, с радостью изменю образ жизни. Помимо всего прочего, такая жизнь тяжело дается моей жене. Всегда страдают женщины, особенно если нет детей и их гнетет одиночество.

— И где вы собираетесь обосноваться? — спросил я. Капитан заметно оживился:

— В моей стране есть на севере чудесный небольшой залив, а на его берегу — маленький городок Шпицен. Мы с женой уже несколько лет назад купили там дом. Прямо на скалах за городом, над самым заливом. Изумительные виды. Представляете себе: я могу, лежа на кровати, смотреть, как за окном парят чайки! Слышать их крики, шум моря. В плохую погоду ветер ухает вокруг дома, будто филин, волны.с грохотом разбиваются о берег. Потрясающе.

И чем же вы будете заниматься? Лицо этого эльфа приобрело мечтательное выражение. " Буду заниматься каллиграфией,— мягко произнес титан, точно загипнотизированный этой мыслью.— Это Увлечение нельзя запускать. Займусь живописью, буду играть на флейте, постараюсь восполнить то, чего была лишена моя жена за годы одиночества. Понимаете, я ни в чем не достиг особенных вершин, разве что напоследок сумею отличиться, но мне нравится пытаться что-то делать, хоть как-то, это приносит удовлетворение. Я поднял свой стаканчик:

— За ваши счастливые долгие годы в отставке. Капитан снова ответил старомодным поклоном.

— Благодарю. Надеюсь, ваше пожелание сбудется. Самое главное — отставка принесет радость моей дорогой терпеливой жене,— сказал он с лучистой кроткой улыбкой.

Вернувшись в каюту, чтобы передохнуть, я вскоре был извещен о возвращении наших дам из города перестуком каблучков, хлопаньем дверей и пронзительными возгласами:

— Люсинда, корзинка, которую я купила, красно-зеленая,— у тебя? Слава Богу, я уже думала, что забыла ее в такси!

— Мэйбл, зря ты накупила столько фруктов — эти бананы быстро сгниют, совсем как нынешние политики!

Несколько позже мне за коктейлем под большим секретом показали пять свитеров, купленных для капитана. Такое обилие было вызвано тем, что дамы снова заспорили из-за цветов, когда выяснилось (как и следовало ожидать), что свитеров цвета овсяной муки в продаже не было. Ко мне обратились, чтобы я выбрал лучший, поставив меня в положение, коему не позавидовал бы сам царь Соломон. Спасаясь от подстерегающих меня мин, я объявил, что, по словам капитана, это его последнее плавание. Тотчас салон заполнили протяжные жалобные крики, точно меня окружала стая кукабурр, лишившихся птенцов: «Не может быть?!», «Он такой порядочный малый!», «Такой учтивый и культурный», «Такого иностранца не стыдно и дома принять», «Настоящий джентльмен в подлинном смысле слова, какими я представляю себе настоящих джентльменов». Можно было подумать, что мы обсуждаем возможность снятия с поста Нельсона перед Трафальгарской битвой. Я заказал всем еще по стаканчику и, добившись тишины, произнес, если не ошибаюсь, что-то вроде: «У каждой тучки есть светлая подкладка», подразумевая, что нет худа без добра.

Услышав старую банальную фразу, все успокоились и стали ждать, что я скажу дальше. И я рассказал, что капитан и его супруга поселятся в своем чудесном домике на севере, где весной расстилается пестрый ковер из цветов и звучит божественный хор птичьих голосов. Зимой же там бушуют штормы, молнии расписывают небо белыми зигзагами, раскаты грома звучат так, будто на деревянный пол сбросили миллион картофелин, а волны обрушиваются на берег, точно атакующие сушу армады свинцово-синих львов с белыми гривами. Дамы, затаив дыхание, впитывали все что выдавало мое буйное воображение. Где человек, задал я риторический вопрос, который в таких условиях сможет выжить без пяти свитеров разных цветов? Там пять свитеров просто необходимы. Дамы были в экстазе. Их коллективная мудрость спасет героя от гипотермии! Как не отметить такое достижение еще одним стаканчиком!

Два дня спустя наш педантичный капитан распорядился отнести в каждую каюту карточки, извещающие печатными буквами, что вечером на борту состоится специальный обед по случаю пересечения линии экватора, чем до крайности возбудил пассажирок. Они лихорадочно обсуждали свои одеяния, доставали одни, браковали другие, стирали, гладили и снова браковали, обнаружив на дне чемодана более подходящий трофей. Косметика выстроилась в некое подобие радуги между каютами. Запах десятка соперничающих друг с другом духов катился по коридору с силой лесного пожара. Крики радости и досады, стоны, выражающие полное отчаяние, и веселые возгласы, отдающиеся в проходах между каютами, напрашивались на сравнение с греющим душу хором птичьих голосов на рассвете. Наконец, промыв и уложив каждый волосок, тщательно подрисовав каждую бровь, придав каждому веку зеленый или голубой оттенок, покрасив губы в алый цвет, втиснув, куда положено, каждый бюст и каждые ягодицы, дамы были готовы.